История воссоединения Руси. Том 1 - Страница 55

Против церковных братств, отстаивавших автономию русской церкви и, можно сказать, русского народа, римская церковь выставила врага, вполне соответствовавшего важности значения братств, врага сильного своими ресурсами и весьма опасного по систематичности действий своих. Король Сигизмунд-Август, верный своей политике терпимости ко всякому религиозному товариществу в государстве, послушался совета кардинала Гозиуса, и дозволил ввести во владениях Речи-Посполитой орден иезуитов. Иезуиты сделали главным седалищем пропаганды своей Пруссию, где Гозиус пыл епископом и усиливался остановить успехи реформации в этой тогда ещё польской провинции; потом, в 1564 году, они вступили в Великую Польшу, куда призвал их познанский епископ Конарский; наконец, в 1570 году, появились в Вильне, а в 1582 году, через два тода по издании в Остроге Библии, король Стефан Баторий отдал иезуитской коллегии в Полоцке все православные монастыри и церкви с отчинами и имуществом их, оставив неприкосновенною одну только епископскую кафедру полоцкую. Король в этом случае действовал законно: церкви, как здания, и церковные имущества, как достояние короны, принадлежали ему. С королем братства не имели сил бороться за оскорбление народного чувства. Он имел в виду воспитание юношества, а иезуиты славились педагогическим искусством; ко всем же вероисповеданиям он был одинаково равнодушен. Иезуиты явились людьми солидными, милосердыми к бедным, почтительными к авторитетам и властям, даже как-будто бескорыстными в своих трудах по распространению просвещения. Презрения к русской церкви они не выражали, открыто ее не гнали, но старались подкопать её основания тем, что переманивали в латинство воспитывавшихся у них представителей крупного землевладения в Литве и Руси. Единственное посягательство их на независимость русской церкви состояло, покамест, в том, что они твердили о необходимости привести ее в древнее общение с римскою, для преуспевания в ней християнского благочестия. Немногие подозревали в начале что-нибудь опасное для русской автономии в этом тихом ордене, состоявшем большею частью из людей бывалых, полированных, часто весьма ученых, вообще же любезных и предупредительных. Иезуиты не ограничились достоянием своим в Пинске; они проникли всюду, где аристократы нуждались — или в науке, или в просвещенной беседе, или в услугах, требующих скромности и знания света. Они сделались друзьями дома в первейших русских фамилиях, например у князей Острожских, воспитателями молодого поколения и усладителями досугов старого, а что всего было для панов драгоценнее — верными слугами имущественных и других панских интересов. В этом качестве проникли иезуиты и в Червонную Русь, где они были гораздо больше дома, нежели в самом Полоцке. Латинство вкоренилось там со времен Казимира IV, и львовский арцибискуп, считая в своей диецезии цвет окатоличенного русского дворянства, смотрел на него, как полководец — на расквартированную по всей стране армию. Из каждого панского дома иезуиты сделали операционный базиз для своих действий. Дело переработки русского элемента в польский пошло у них успешно. Назначение негодных людей на епископии и архимандрии, поддержка со стороны правительства прозелитов, обращавших силою русские церкви в костелы по своим имениям, и тому подобные явления тогдашней трагической эпохи следует приписать в значительной степени их ловкому содействию. В это-то время возопили сеймовые русские паны к своему митрополиту тем громким коллективным воплем, который мы повторили в своем месте. Но красноречивые слова их так и остались словами. Напротив, мещане, безмолвные перед королем и сеймом, не переставали действовать.

В 1582 году в Польше введен новый григорианский календарь. Согласно иезуитской тактике, Львовскому бургомистру и радцам прислана, в следующем году, королевская грамота, в которой православным русинам запрещалось заниматься ремеслами и продажею товаров в праздники, означенные в новом календаре. Это запрещение Львовские иезуиты распространили и на богослужение по старому календарю. В настоящем случае, они действовали, как и всегда, по пословице — загребать жар чужими руками. Оставаясь в стороне, они устроили гонение на, мещанское благочестие посредством Львовского арцибискупа Яна-Димитрия Суликовского. Арцибискуп, именем закона, оскорбленного якобы ослушанием православных, поручил это дело брату своему Войцеху. В праздник навечерия Рождества Христова, Войцех взял с собой каноников из капитулы, да отряд вооруженных людей и толпу католической черни, всегда готовой доказать рвение свое к единой спасающей вере, как ее учат латинские толеранты. Эти новые крестоносцы ходили по городу из одной церкви в другую, из одного монастыря в другой, именем короля выгоняли оттуда народ, отрывали священников от престола, не давая докончить литургию, а церкви запечатывали. Народ оставался в недоумении, что с ним происходит. Но тут выступило на сцену братство, сорвало печати с церковных дверей и произвело в городе всеобщее волнение между благочестивыми. Противная партия притаилась, а оскорбленные русины, вместе с епископом своим Болобаном, послали королю жалобу. Так как тут замешался интерес Болобана, принадлежавшего к знатной фамилии, то жалоба угрожала Суликовскому неприятными последствиями: Стефан Баторий держал королевский меч в собственных руках и любил при случае настоять на исполнении закона. Но на помощь гонителям русской церкви приспели её патроны: стараниями князя Константина-Василия Острожского и другого православного пана Воловича, поддержанными со стороны католиков Станиславом Жолковским, судебное преследование Суликовского было остановлено. Король нашелся в необходимости воспретить принуждение православных к принятию нового календаря, с тем однако же, чтоб они не нарушали публичных римских празднеств.