История воссоединения Руси. Том 1 - Страница 20

Как характеристическую черту нравов ходившей в казаки русской шляхты, приведем следующие слова Ласицкого: "Говорят все, что Мелецкий вымолил у Бога спасение своего войска: не раз видали его молящимся по целым ночам".

Богдан, потеряв надежду на возвращение господарства, уехал с своими сокровищами в Московское царство. В Хотинской крепости оставался, между тем, посаженный им гарнизон, под начальством шляхтича Добросоловского. Новый господарь Ивоня воспользовался этим случаем, чтобы войти в дружеские сношения с пограничными панами. Он выразил королю готовность присягнуть ему на верность, если крепость будет ему сдана без боя, и действительно присягнул. Отсюда с новым господарем начались у панов те же отношения, какие были с Богданом. Ивоня, подобно своему предшественнику, находился в близких связях с пограничными панами, тем более, что по языку был русин, так что русские люди даже называли его Иваном, а не Ивонею. Магометанскую веру Ивоня отбросил, лишь только вытеснил из Молдавии Богдана, наёмное турецкое войско распустил, а вместо того зазывал к себе на службу християн и укреплял важнейшие военные пункты на границах своих владений. Сделалось очевидным, что Ивоня намерен господарствовать по примеру прежних владетелей Молдавии. Богатырская наружность, цветущая молодость и редкое мужество в битвах привлекали к нему сердца охотников до войны, а жестокими казнями, на турецкий манер, он заставлял всю Молдавию повиноваться себе беспрекословно.

Пользуясь возникшими в Царьграде на счет Ивони опасениями, Петр, господарь Закарпатской Волощины (как называли тогда Валахию, в отличие от Молдавии, которая называлась просто Волощиною), начал искать господарского престола для своего брата, и предложил султану платить вдвое больше подати, против того, что платил Ивоня, именно 120.000 червонцев. Между тем Сигизмунд-Август скончался, и на польский престол был призван французский принц Генрих, царствовавший потом во Франции под именем Генриха III. В то самое время, когда в Кракове совершался обряд коронации, к Ивоне явился султанский чауш с требованием двойного харача. По примеру Богдана, просившего помощи у Сигизмунда-Августа, Ивоня обратился к новому королю с просьбою защитить его от султана, или, по крайней мере, объявить во Львове, Каменце и других городах, что никому не запрещается вступать в службу к молдавскому господарю. Но Генрих, тем же порядком, что и Сигизмунд-Август, отказался содействовать в войне господаря с турками, ссылаясь на мирные договоры польского правительства с султаном.

Прошлый поход в Молдавию коронный гетман приписывал своевольству пограничной шляхты, которая будто бы без его, и королевского ведома поддерживала господарские права Богдана; теперь надобно было прикрыться своевольными казаками. Шляхтич Горецкий, описывая новый поход в Молдавию, так же как и Ласицкий, на основании утраченного для нас повествования Папроцкого, говорит, что Ивоня, получив от Генриха отказ, обратился к небольшой горсти польской конницы, которая промышляла добычею в низовьях Днепра, и которую скорее можно было назвать наездниками, потому что она всюду гонялась за неприятелем по бездорожьям, скрытным местам и пустыням. "Казаки, как называют в Польше этих наездников (продолжает Горецкий), не обращая внимания на короля Генриха, который запрещал им идти в Волощину, тотчас явились на зов господаря", и т. д. Сочинение Горецкого, посвященное польскому магнату Андрею Гурке и напечатанное на его счет во Франкфурте, имело характер правительственной манифестации. С одной стороны, оно должно было заявить Европе, с какими малыми силами возможно противостоять страшному в те времена могуществу турок, но с другой — автор, покровительствуемый одним из правительственных лиц Речи-Посполитой, не иначе мог прославить подвиги поляков, как прикрывши их именем казаков, которых и самое существование не известно правительству. Между тем во главе предприятия поставил он знаменитое имя Сверчовского, которого предок, в 1512 году, под предводительством князя Острожкого, участвовал в прославленном на всю Польшу поражении татар у Вишневца, над Горынью. Сверчовский, по словам Горецкого, "муж опытный в военных делах и отличавшийся физическою силою" имел у себя две сотни конницы. Столько же привел с собой Барсан. К ним присоединились две сотни, составившиеся из брацлавян . Как понимать это слово у Горецкого, решить покаместь трудно: были ли то дворяне из Брацлавщины, или же просто мещане города Брацлава, которые, заметим кстати, так же, как и корсунцы, долго не подчинялись юрисдикции королевского старосты, считая себя прямыми казаками. Остальное войско, очевидно, состояло из дворянских ополчений, ходивших в казаки ради славы и добычи . Казаков-дворян участвовало в походе Сверчовского много, но Горецкий упоминает только о четверых, как о предводителях. То были: Козловский, с двумя сотнями спутников; Стушенский, также с двумя сотнями; Янчи, с сотнею, и Соколовский, с сотнею; всего 12 сотен. В числе захваченных потом турками в плен упомянуты еще следующие дворянские имена: Задорский, Залеский, Копытский, Ресковский, Либишовский, Чижовский, Суцинский и Богуцкий . Все это, очевидно, были знатные дворяне, так как родственники выкупили их из плена "за большие деньги".

Поход Сверчовского известен в летописях под именем Войны Ивони. Война эта имела исход несчастный, но сделала сильное впечатление на тогдашнее польское общество, благодаря красноречивому описанию Горецкого. При франкфуртском издании книги припечатаны латинские стихи познанского медика и философа, Линденера, в которых автор поставлен наравне с Титом Ливием. Знаменитый ученый того времени, Писторий, перепечатал сочинение Горецкого в своем собрании историков польских. Трудом Горецкого воспользовался, при составлении своей хроники, Бильский, а через полвека — известный Фредро, в "Истории Польского Народа". Последний несколько раз позволил себе усомниться, чтобы малочисленное войско Сверчовского одержало столько блистательных побед над неприятелем, который превышал его численностью, по крайней мере, в двадцать раз, но тем не менее вдается в описание битв со всеми подробностями, очевидно, вымышленными Горецким.