Оставляя Днепр в спорном владении низовых казаков и татар, Польская Речь-Посполитая как-бы отреклась от русской территории, лежавшей за чертою украинских замков; а польские писатели XVI века прямо говорили, что запорожцы живут на татарских землях. Королю Сигизмунду-Августу и его сенаторам казалось возможным оставаться постоянно в мирных отношениях с турецким султаном, который обещал вешать на крюках татарских мурз, если они осмелятся вторгаться в польские владения, и, взамен того, требовал укрощения казацких разбоев. Платить крымскому хану дань и направлять его на московские земли находили они удобнейшим, нежели воевать с азиятцами. Татарские набеги небольшими ордами на пограничные воеводства считались неизбежным злом против которого принимались меры местными властями, как против разбоя. Так точно и турецкое правительство смотрело на казаков, нападавших от времени до времени на татар и турок. Между реками Днепром и Бугом турецкие чабаны пасли овец на польской земле, и уполномоченные с той и другой стороны делились общею с них десятиною.
Из этого видно, что в царствование Сигизмунда-Августа, не смотря на развитие казачества, которое было едва заметно при Сигизмунде I, несмотря на разорение Очакова и других турецко-татарских крепостей, построенных на бывшей территории великого княжества Литовского, несмотря даже на столкновение русско-польского рыцарства с турками в Молдавии, отношения Польского государства к Турции были вообще мирные. Но в русских областях, противолежащих мусульманскому миру, накоплялся запас боевого народу, для которого война составляла насущную потребность. Молодежь, собираясь на пограничье или за Порогами, с неудовольствием выслушивала подтверждения правительства о сохранении мира с султаном, который называл своими земли, занятые татарскими кочевниками. Под видом преследования хищников, они беспрестанно вторгались в чужие владения; а украинские землевладельцы того времени не столько рассчитывали на доходы с хозяйства, сколько на военную добычу. Всё вместе, наперекор центральной власти, как это часто бывало в Польше, привело государство к неизбежному столкновению с Турцией, от исхода которого должна была зависеть вся будущность Речи-Посполитой.
Первой причиной столкновения было стремление пограничных панов овладеть Молдавским господарством. Неудачная попытка князя Димитрия Вишневецкого и его трагическая кончина не только не ослабили, но еще усилили в них охоту идти по его следам. Пограничные представители шаткой политики Речи-Посполитой, русские паны Язловецкие, Синявские, Мелецкие, Гербурты, Рожинские, Лянцкоронские, на собственный риск, но не без тайного одобрения королевских советников, издавна соперничали с турками за господство в Молдавии, хаживали в казаки через её границы, искали в ней воинской славы и часто находили смерть.
Эта страна была тогда еще независимым княжеством, но турки, дав ей почувствовать свою силу, наложили дань на её господарей и, чтобы увеличить эту дань, помогали одному господарю низвергнуть другого, лишь только являлся такой претендент на молдавский престол, который обещал платить больше своего предшественника. Вместе с этим, они захватывали в свою власть крепкие позиции в Молдавии, заводили в ней мусульманские поселения, и самих господарей старались отуречить. С своей стороны, пограничные паны Речи-Посполитой вмешивались в молдавские дела, на том основании, что молдавские господари издавна были вассалами польских королей. Они помогали то одному, то другому господарю в борьбе за молдавский престол, смотря по тому, кто из них был полезнее для них лично, и от кого Речь-Посполитая могла ожидать больше добра.
Население Молдавии исповедывало православную веру, совершало богослужение на церковно-славянском языке, употребляло письменность русскую и, независимо от местного румунского наречия, во многих местах говорило языком днестровской и днепровской Руси. Множество природных русских, во времена татарщины и пограничных бедствий в XV и XVI веке, выселялось целыми осадами в Молдавию. С другой стороны, богатые молдаване, теснимые турками и деспотизмом самих господарей, приобрели имения в Брацлавщине, на Подолье, на Покутье, и делались подданными польского короля. Родственные, приятельские и торговые связи между молдаванами и населением русским были таковы, что Молдавия казалась пограничным панам другою Украиною Польского государства. Что касается до казаков, то между ними многие были природные молдаване, — волохи, как тогда говорилось. Даже за Порогами можно было найти людей, бежавших из Сороки, Ясс и других молдавских городов вследствие разных случайностей. Молдавские бояре служили также и в пограничном, так называемом подольском войске, которое состояло почти из одних русских. И наоборот, многие казаки-дворяне и казаки-мещане постоянно находились в службе у молдавского господаря Богдана, в качестве его телохранителей.
Сам Богдан был предан интересам Речи-Посполитой, готовился купить на Руси имения, чтобы в них поселиться, в случае ссоры с султаном, и состоял в родстве с русскими панами. Родная сестра его была замужем за Каспером Паневским, сыном жидичевского старосты; другую сватал у него знатный пограничный пан, Христофор Зборовский, а сам он был женат на дочери львовского хорунжего, Яна Тарла. Брак этот состоялся при посредстве пограничных воевод — русского Яна Язловецкого и подольского Николая Мелецкого, которым Сигизмунд-Август, по смерти Яна Тарла, вверил опеку над его дочерью. В основании родственных и дружеских связей Богдана с пограничными панами лежала мысль — возвратить Молдавии прежнюю независимость от турок. Эту мысль, без сомнения, поддерживали в нем его днестровские приятели, которые хотели заслонить Волощиною Речь-Посполитую от турок, "как щитом или стеною".